История эта сложилась как мозаика из отдельных воспоминаний разных людей: моей матери, бабушки, прабабушки и самих героев этой истории- брата моей бабушки Нанзад и его первой жены Цырен-Дулмы. Безусловно, в моем повествовании будет много субъективного, каких-то моих собственных домыслов, так как каждое высказывание или рассказ очевидцев о каких-то событиях несет в себе кроме основной информации огромный пласт подтекста, массу эмоций, настроение и дух того времени.
Итак, в живописном месте у подножия горы Сагаан-Уула на берегу реки Анаа жила зажиточная, большая и дружная семья, потомки древнего рода хоринских тайши династии Больтироковых .Это место и сейчас местные жители называют «Нанзадай хорой». Семья владела большим поголовьем крупного и мелкого рогатого скота, табунами лошадей. В страду нанимали работников. Некоторые работники жили в семье постоянно. Варили еду в большом котле, кушали, работали и хозяева, и работники все вместе. Работали и жили дружно и весело.
Когда я была школьницей, мне было трудно понять, что мои предки были богатые, имели работников, но при этом не было эксплуатации в том виде, в каком мы это понимали в школе. Я начала задумываться, когда узнала, что дедушка Даба, который приезжает к нам в Хоринск из Алана и привозит кучу разных вкусностей – деревенскую сметану, сушеную пенку, замороженные круги молока в зимнее время, мясо стегнами и называет мою бабушку «абгай», это вовсе не родственник, а просто жил в семье с детства как работник.
Так случилось, что единственный сын в этой семье, выражаясь современным языком, серьезно увлекся замужней женщиной. Эта «нехорошая» новость, как и полагается по законам жанра, дошла до матери. Мать была добрейшая женщина, но в этот раз она разошлась не на шутку. Ведь она была обязана вразумить сына. Сын не сказал ни слова против матери, просто сидел, смотрел в пол и слушал. Но мать хорошо знала своего сына. И действительно, он все решил сам, и вскоре в семье появилась она - женщина, которая ушла от мужа. Ушла к более благополучному человеку, в знатную и богатую семью. Наверное, для этого надо было иметь определенное мужество и сильные чувства. Она была красивой и своенравной, всегда поступала так, как считала нужным, не считаясь с чужим мнением. Я же помню ее очень мудрой, доброй старушкой, с которой было безумно интересно общаться. Прожив трудную жизнь, пройдя испытания, голод, холод, унижения, несправедливость, она не потеряла любовь и доверие к людям, интерес к жизни.
Цырен_Дулма , благодаря своему легкому и веселому нраву, очень быстро освоилась в семье и даже стала всеобщей любимицей. Ее любили и уважали и моя бабушка Бутид, сестра Нанзата, и моя мама, которая тогда была ребенком.
Бабушка Цырен-Дулма рассказывала мне, что у них с мужем была песня, которую сами сочинили и пели. Песня была о том, что они счастливы и любят весь мир: и дождь и снег, и слякоть и эту неровную дорогу и всех людей, даже если они осуждают их , что счастье не зависит ни от погоды, ни от людских пересудов. И совсем недавно я услышала эту песню в Алане. И только я знала, чья это песня:
Бороониинь орохонь, орожол байг лэ
Болдогтойл юм даа Анаагай гол,
Бултаниинь хэлсээд, хэлсэжэл байг лэ
Хэлсуутэйл юм даа анаагаархид.
Саhаниинь орохонь, орожол байг лэ
Сагдуултайл юм даа Анаагай гол,
Сасуутаниинь хэлсээд, хэлсэжэл байг лэ
Хэлсуутэйл юм даа анаагаархид.
Жизнь текла в трудах и заботах, но счастливо. Но наступили суровые времена.
Нанзад не хотел сидеть и ждать, когда его арестуют, и однажды ночью он попрощался с семьей и ушел. Он посчитал, что властям нужен только он, а женщин трогать не будут. Но он ошибся. Посадили в тюрьму мать Нанзата и жену. Вскоре мать отпустили, а жену отправили в Черемхово. Как выжила Цырен-Дулма в нечеловеческих условиях, когда зимой в сенях барака, где жили заключенные женщины, штабелями лежали трупы, а летом люди умирали от дизентерии – это отдельная, очень тяжелая история. Цырен-Дулма
тоже болела, но выжила. Она считала, что вылечила себя тем, что заболев, ничего не ела, а только очень много пила колодезную воду. Вообще, она считала, что выживали только сильные духом, которые находили в себе силы бороться за жизнь. Слабые просто умирали.
Односельчане решили, что Нанзад ушел в лес как некоторые зажиточные люди, стал «бандитом». Но это было не так. Он ушел в Петербург, где в это время находился Ганжарбын гэгээн, большой лама, перерожденец.
В 1907 году Ганжарбын гэгээн по приглашению Нанзата посетил улус Анаа, провел большой молебен и церемонию захоронения «бумбэ». Моя мать, Цыпилма Жигжитовна, будучи тогда семилетним ребенком, хорошо запомнила это событие и место захоронения «бумбэ». Это было, по словам матери, одним из самых ярких воспоминаний детства. И сейчас, когда мы бываем в Алане, на поклонной горе нашего рода и всех аланцев Сагаан-Уула, обязательно посещаем и место захоронения «бумбэ», зажигаем зула, совершаем гороо.
Однажды Ганжарбын гэгээн сказал Нанзату, что оставаться в Питере теперь для него опасно, так как скоро их всех будут арестовывать и велел ему возвращаться, заверив,
что, в этом случае, он сможет избежать ареста и все у него сложится хорошо.
И Нанзат отправился в длинный и опасный путь назад, без документов, уповая лишь на благословение великого ламы и свою веру. Сердце болело за родных, мать, сестру, жену, маленькую племянницу, но вернуться сразу в родной улус он не мог.
Сейчас уже никто не расскажет, как он узнал, где находится его жена. Знаем только, что ему удалось выкрасть ее и увезти. Впоследствии Нанзад рассказывал своей племяннице, нашей матери, как они ехали в поезде, беглые «враги народа» без документов, а Цырен-Дулма всю дорогу болтала. А бабушка Цырен-Дулма рассказывала мне об этом же эпизоде так: он всю дорогу молчит, не хочет со мной разговаривать, а я думаю, наверно , нашел себе другую Но если у него появилась другая женщина, то я не буду им мешать.
Печально, но по всей видимости они так и не объяснились, почему он тогда не хотел разговаривать, а она болтала всю дорогу, пытаясь достучаться и мучаясь в догадках, почему близкий человек так холоден с ней.
Поскольку домой было опасно возвращаться, они осели на станции Сохондо под Читой. Каким-то образом удалось оформить документы, и тогда Нанзад приехал за матерью и увез ее к себе. Работали на железной дороге, жили неплохо, имели добротный дом, хозяйство.
Детей не было. По этой или другой ли причине, Нанзад с Цырен-Дулмой все-таки расстались. Цырен-Дулма вернулась в родной улус, замуж больше не выходила, дожила
до глубокой старости. С родственниками мужа связи не теряла, всегда была желанной гостьей в нашем доме. Нанзад был дважды женат. С третьей женой Лхама-жап вырастили двоих детей. К сожалению, Нанзад-нагса ушел из жизни рано. Но у него остались дочь и сын, и внуки, которые носят его фамилию и мы, все его родственники, которые помнят о нем и расскажут своим детям и внукам.
В тяжелые годы семье не удалось сохранить золото и серебро, но семейные реликвии как самое ценное хранит наша мать Жигжитова Цыпилма Жигжитовна, которой в этом году
исполнилось 92 года, а хранителем главной печати хоринских тайши является сын Нанзада Нанзатов Зориг Тарбаевич.
17 октября 2011г.
Жаргал Балдановна Дамдинова
